Мы все по-разному открываем для себя китайское кино. Для многих из нас китайские фильмы ассоциируются с актерской работой Джэки Чана или с историческими блок-бастерами Чжана Имоу (" Герой", "Красный гаолян", "Зажги красный фонврь", "Цзюйдоу" и др.). Однако, сейчас в Китае необыкновенно популярно и другое кино, а именно романтические мелодрамы. Таким фильмом и является произведение знаменитого китайского кинорежиссера Вонг Карвая "Любовное настроение". Кинокритики называют 42-летнего Вонга Карвая "азиатским Тарантино", стремясь показать сходную линию в творчестве обоих мастеров. Вонг Карвай один из современных режиссеров перестал складывать фильмы как паззлы из разных, остроумно пересекающихся сюжетов. Он рискнул рассказывать истории, простые как жизнь. Перессказывать его ленты-пустое занятие. Сюжеты фатально ускользают от описания. Словами передать можно только сюжет, а он беден и выдыхается на полуслове. В "Любовном настроении нет даже чисто китайского экзотического антуража" и нестандартных любовных пар. Все более чем банально. Он-начинающий писатель, она-секретарша. Его жена изменяет ему с ее мужем. Главные герои лишь догадываются об этом. Больше ничего в фильме не происходит. По Вонгу получается так, что герои "Любовного настроения" не сошлись, потому что стеснялись соседей. Действие, мол происходит в 60-е, когда граждане жили в коммуналках, следили за приличиями, комплексовали по пустякам.
Сам Вонг Карвай появился на свет в Шанхае в 1958 году, в Гонконг был перевезен пятилетним. Сложение этих дат дает 1962 год - точку старта событий "Любовного настроения". Детские впечатления об общинных устоях и быте шанхайских иммигрантов, без сомнения, оказали влияние на обрисовку "массовых сцен". Персонажи фильма - обитатели съемных крохотных комнатушек гостиничного типа. Большинство коротает досуг за совместными трапезами и азартной игрой в мацзян. Все на виду у всех: дух коммунальности зачастую подминает под себя любое стремление к приватности. Если для лиц старшего поколения, воспитанных на традиционных устоях, эта ситуация не представляется чем-то неестественным и неудобным, то для вестернизированных и чересчур индивидуализированных представителей нового поколения она становится болезненно дискомфортной. Этот культурный конфликт, нестыковка императивов публичного и частного бытия - суть базовой коллизии картины. В одном из интервью Вонг Карвай поминает родственницу, которой приходилось прибегать к изощренному лицедейству, чтобы за ширмой добродетельного существования скрывать семейные неурядицы. Это детское воспоминание, по словам режиссера, стало одним из истоков замысла "Любовного настроения".
60-е годы стали для Гонконга финальным рубежом своеобразной "эпохи невинности". Как утверждает Вонг Карвай, в 70-е история, подобная той, что рассказана в его фильме, была бы уже невозможна
Между тем уже с первого кадра "Любовного настроения" понятно, что у героев ничего не выйдет. Только взглянув друг на друга, они, как в воду, вступают в особое время Вонг Варвая, в котором нет ни тогда, ни потом. В этом длительном настоящем ничего не может случиться, здесь нет ни причин, ни следствий. Только медленные встречи, неловкие переглядывания, суховатые разговоры. Мэгги Чун меняет туалеты, вежливо улыбается, разрывает сердце своему возлюбленному одним движением брови. Тони Люн мужественно хмурится, с тоской смотрит ей вслед, сжимает губы, пытаясь удержать единственно верные и совершенно невозможные слова. Их супругов мы не видим-камера пытливо вглядывается только в лица героев, подмечая каждую тень страдания, каждый просвет надежды.
Мельчайший жест карваевских актеров моментально становится достоянием вечности. Они возрождают каноны элегантности, давно забытые в кинематографе. Их харизме могли бы позавидовать Вивьен Ли и Хамфри Боггарт. Камера обожествляет Мэгги Чун и Тони Люна, придавая им невесомую сновидческую грацию, заставляя само время замедлять свой бег. Стук ее каблучков по лестнице, завораживающие аккорды, каплями дождя падающие на асфальт, одиночество, ночь. "Хотите лапши?"--"Спасибо, я не голоден". Взгляды пересеклись, скользнули проч, в темноту. Шелк ее платья, блеск его глаз. Вздох в зрительном зале. Этот мир так похож на реальность и так мучительно далек от нее. Вонговская коммуналка недосягаема как потерянный рай, собственно об этом,-а не о несостоявшемся романе героев мы и грустим полтора часа экранного времени. Его фильмы словно напоминают нам о самой сути кино-иллюзии более убедительной, чем сама жизнь. Они говорят, что все происходящее на экране прекрасно, только потому, что невозможно.

Гипнотическая музыка Мишеля Галассо превращает в волшебство любой проход: лестницы в многоквартирном доме, скучная толчея в коммуналке, лужи на асфальте, --все это показано через призму влюбленности. Банальная жизнь словно светится изнутри. Вонг Карвай вновь открыл давно забытый эффект. Так не снимали со времен Марлен Дитрих, Дэвида Линча и Альфреда Хичхока. Вместе с романтическим гламуром кинематографа 30-40-х годов, Вонг Карвай вводит в моду платоническую любовь. После просмотра "Любовного настроения" хочется научиться также меланхонично закуривать, как ТониЛюн, так же носить облегающие китайские платья-ципао как Мэгги Чун. Писать длинные письма. Вздыхать о незнакомце, не делая никаких попыток сближения с ним. Тосковать в разлуке. Прощаться навсегда. Предаваться безумствам любви к процессу, не рассчитывая на результат.
Как всякий великий режиссер, Вонг Карвай перестраивает что-то в самой психофизике своих зрителей. Меняя нас, "Любовное настроение" меняет само время. В этой таинственной и неотразимой ленте подходит к концу рациональный ХХ век. После нее Фрейд больше не работает. Остаются только капли дождя на бледной руке, отсвет фонаря в расширившемся зрачке. "Хотите лапши?"--"Спасибо, я не голоден".
|